DRELL ME! NOW! ON THE TABLE!
Фанфик из серии "Я никогда не допишу эту штуку". Пусть уж лежит тут как "незаконченное".
Фаберри, PG, драма, ER, какое-то непонятное время действия. Это объясняется тем, что в потуге написать фанфик виновата Лана.
Не вычитано, возможны толстые и довольные опечатки. Я облила клавиатуру сладким лекарством, и с тех пор она дурная
читать дальшеЭто утро переполнено кислым запахом горящей листвы. Целые мешки жгут во дворах; она сырая, и дыма от неё столько, что он, кажется, заволакивает весь Брайтон. Дым дурно пахнет, жжёт глотку и щипает глаза, но, выйдя из подъезда, Рейчел глубоко затягивается им, наполняет лёгкие настолько, что они едва не лопаются, а потом сгибается пополам и выдыхает, стараясь не закашляться.
Такси проносится мимо – размазанное жёлтое пятно. Рейчел нарочито равнодушно провожает его взглядом и медленно переходит через дорогу, к станции метро. В вагонах, которые того и гляди развалятся, раскачиваясь на очередной эстакаде, она чувствует себя в большей безопасности, чем в обитом бархатом, пропахшем бензином салоне такси. Ещё одна странная, непостижимая для неё самой деталь новой жизни, которая должна закончиться через пару часов.
Стёкла вагона расчерчены неровными царапинами. В поезде Коламбус-Цицинати она несколько часов смотрела, как Курт выводит подобные узоры гвоздём, найденным под сидением. Он курил самокрутку из жёлтой бумаги, сдвинув кепку на затылок, и скрёб стекло, пока его друг возился с чемоданами - перекладывал костюмы в более приметный, чтобы положить Томми в потёртый и невзрачный. Квинн наблюдала за этим с привычной сонной ленцой, будто бы в трансе, поглаживая машинально совсем бледную и холодную руку Рейчел. Даже сейчас она может почувствовать лёгкий зуд, который оставался после движений Квинн – таких медленных, размеренных и удивительно нежных, что Рейчел быстро успокоилась, забыла свой ужас от той картины, что наблюдала в Коламбусе, и уснула у Квинн на плече.
Руки – вот что всегда выдавало Квинн. Они всегда были горячими и страстными, в то время как на лице Фабре могло покоиться выражение вселенской скорби или тех же масштабов скуки. Это пугало. Вот дешёвый номер в Джерси; пахнет выпивкой, табаком и грязной водой, которую отхаркивает кран, когда Рейчел пытается наполнить ванну. Вот Квинн – лежит на серой простыне, не скинув даже туфель, утопая в подушках, и курит, бессмысленно глядя в потолок. Рейчел знает этот сладкий запах, поэтому в первую очередь идёт в ванную и запирается там, тщетно пытаясь открыть кран достаточно, чтобы вода лилась струёй. Наверное, Рейчел должна благодарить бога, что успела ухватить Курта за руку, когда тот протягивал Квинн кожаный свёрток с ампулами и шприцами; Квинн в тот момент отвернулась, чтобы рассмотреть оленьи рога над входом, и не заметила этого короткого эпизода. А может, просто сделала вид.
Она крутит и крутит кран, но он по-прежнему лишь плюётся оранжевой жидкостью, которая пахнет хуже табака Блейна, и до которой страшно даже дотронуться пальцем – что уж говорить об умывании. Рейчел вспоминает свою прекрасную ванну в Лайме – удобное корыто, тёплая вода, пена и дорогое мыло. И она променяла это (а ванна – лишь одна из тысячи деталей её прошлой жизни) на дешёвый номер в отеле, где моргают лампочки и слезают со стен обои? Променяла детишек в школе и Финна на вечно пьяных Курта с Блейном и Квинн, которая когда не обдолбана – спит, а когда обдолбана – не может удержать Томми в чемодане.
Рейчел начинает плакать. Удивительно, но это происходит в первый раз с тех пор, как она села в ту проклятую машину, везущую её в «новую жизнь». Накопившееся напряжение подталкивает её к истерике. Всё, что она сейчас может – это сидеть и всхлипывать; или ещё встать на колени и опустить голову в корыто. Там достаточно воды, чтобы, вдохнув, наполнить ею лёгкие. Рейчел так и делает – подбирает полы сарафана и опускается на колени, шмыгая носом и прижимая собранные в косу волосы к плечу. И в этот момент на потрескавшийся кафель звонко падает крючок, державший дверь, а над головой она слышит хриплый, срывающийся голос Квинн:
-Какого чёрта ты делаешь?
Рейчел чувствует, что Квинн напугана, напугана до смерти; руки, которые обхватывают её за плечи и тянут прочь от ванны лишний раз это доказывают. Квинн отползает назад, прислоняется к стене и крепко вжимает в себя обессилевшее тело Рейчел и жарко, сквозь пьяные слёзы шепчет ей в ухо:
-Не уходи, пожалуйста. Не бросай меня. Я без тебя не справлюсь.
В Квинн говорит марихуана. Она же течёт по её щекам. Но Рейчел всё равно накрывает её руки своими – горячие, умные руки, которые тут же, не теряя времени, начинают одну за другой выталкивать из петелек сарафана пуговицы. Рейчел сдаётся, поворачивается и целует Квинн. Но та этого, похоже, уже не замечает. Где бы она ни была, там ей лучше, чем здесь; здесь только её руки. Утром, сбрасывая с себя затхлое одеяло, Рейчел неожиданно решает добиться того, чтобы Квинн было комфортнее в реальном мире, чем в героиновом или каком-нибудь другом дурмане.
А сейчас Рейчел несётся по Нью-Йорку в старом вагоне метро, рассматривая узоры на стёклах. Квинн сдержала обещание, данное Рейчел в ту памятную ночь, когда они покинули Лайму; Рейчел же со своим обещанием всегда оставаться рядом не справилась. Теперь всё, что ей остаётся – это слушать грохот колёс, а потом – треск дерева, верёвки и костей. Рейчел начинает плакать.
В последние дни Квинн почти не курила травку и ни разу Рейчел не замечала её с кожаным свёртком в руках. Они купили себе по платью; мальчики взяли по два костюма – выходной и повседневный. Курт сменил потёртую кепку на щегольскую шляпу, а Блейн трясущимися руками водрузил себе на шею галстук-бабочку. Деньги, к счастью, позволяли – из Джерси удалось унести весь куш. Совсем жарко было в Пенсильвании – Блейну пришлось сбросить с моста почти полмиллиона, чтобы только убежать от полиции. Квинн в тот день выпила очень много; все они, кроме Рейчел, выпили очень много. Почти все деньги, которые остались, они потратили на выпивку. С каждой новой рюмкой Рейчел становилось всё страшнее, особенно за Квинн, но когда наступила ночь, и все разошлись по своим номерам, на неё будто что-то нашло – что-то, что опять коснулось лишь её рук, но не её сознания. Она не давала Рейчел заснуть всю ночь. Утром Квинн вернулась обратно в своё тело, помогла Рейчел помыться и даже сама принесла в номер лёгкий завтрак – две кружки кофе и сухари, но мисс Берри всё равно чувствовала себя виноватой за то, что не смогла привести Квинн в чувство ночью. Каждый раз, когда такое происходило, утром Рейчел чувствовала себя так, будто всю ночь изменяла Квинн с её телом.
Лишь раз, в самом начале их путешествия, Рейчел смогла урвать у Квинн что-то смутно напоминающее причину всей этой кутерьмы. Квинн уже засыпала, морфий медленно расползался по её венам. Рейчел гладила её по голове, иногда наклоняясь и целуя в нос. Сладко причмокнув, Квинн начала что-то лихорадочно шептать, но Рейчел наклонилась слишком поздно – она услышала только «Бэт» и «малыш». Позже она не раз пыталась заговорить с Квинн об этих двух словах, но Фабре никогда не отвечала, и часто после этого вечером была в таком пьяном состоянии, что Блейну с Куртом приходилось тащить её в постель на себе. Со временем Рейчел решила для себя, что Квинн потеряла кого-то очень родного по имени Бэт – скорее всего, младшую сестру. Иногда, засыпая, Рейчел думает о том, что Бэт может быть и дочерью Квинн, но она для этого выглядит слишком молодо, и ни наркотики, ни алкоголь не смогли отобрать у неё её молодость.
Огайо-Кентуки-Виргиния-Мэрилэнд-Делавэр-Джерси. И Нью-Йорк. Конец пути. Сдержанное обещание. Рейчел выходит из поезда на Квинсборо-плаза и идёт на остановку. Над островом Рикерс в тёмном небе сверкают молнии. Рейчел держится, чтобы не плакать. Во взгляде Квинн в их последнюю встречу был немой приказ: не плачь, и Рейчел держится, хотя сейчас, на улице, на ветру, она может плакать сколько угодно. Но Квинн просила не плакать.
Фаберри, PG, драма, ER, какое-то непонятное время действия. Это объясняется тем, что в потуге написать фанфик виновата Лана.
Не вычитано, возможны толстые и довольные опечатки. Я облила клавиатуру сладким лекарством, и с тех пор она дурная
читать дальшеЭто утро переполнено кислым запахом горящей листвы. Целые мешки жгут во дворах; она сырая, и дыма от неё столько, что он, кажется, заволакивает весь Брайтон. Дым дурно пахнет, жжёт глотку и щипает глаза, но, выйдя из подъезда, Рейчел глубоко затягивается им, наполняет лёгкие настолько, что они едва не лопаются, а потом сгибается пополам и выдыхает, стараясь не закашляться.
Такси проносится мимо – размазанное жёлтое пятно. Рейчел нарочито равнодушно провожает его взглядом и медленно переходит через дорогу, к станции метро. В вагонах, которые того и гляди развалятся, раскачиваясь на очередной эстакаде, она чувствует себя в большей безопасности, чем в обитом бархатом, пропахшем бензином салоне такси. Ещё одна странная, непостижимая для неё самой деталь новой жизни, которая должна закончиться через пару часов.
Стёкла вагона расчерчены неровными царапинами. В поезде Коламбус-Цицинати она несколько часов смотрела, как Курт выводит подобные узоры гвоздём, найденным под сидением. Он курил самокрутку из жёлтой бумаги, сдвинув кепку на затылок, и скрёб стекло, пока его друг возился с чемоданами - перекладывал костюмы в более приметный, чтобы положить Томми в потёртый и невзрачный. Квинн наблюдала за этим с привычной сонной ленцой, будто бы в трансе, поглаживая машинально совсем бледную и холодную руку Рейчел. Даже сейчас она может почувствовать лёгкий зуд, который оставался после движений Квинн – таких медленных, размеренных и удивительно нежных, что Рейчел быстро успокоилась, забыла свой ужас от той картины, что наблюдала в Коламбусе, и уснула у Квинн на плече.
Руки – вот что всегда выдавало Квинн. Они всегда были горячими и страстными, в то время как на лице Фабре могло покоиться выражение вселенской скорби или тех же масштабов скуки. Это пугало. Вот дешёвый номер в Джерси; пахнет выпивкой, табаком и грязной водой, которую отхаркивает кран, когда Рейчел пытается наполнить ванну. Вот Квинн – лежит на серой простыне, не скинув даже туфель, утопая в подушках, и курит, бессмысленно глядя в потолок. Рейчел знает этот сладкий запах, поэтому в первую очередь идёт в ванную и запирается там, тщетно пытаясь открыть кран достаточно, чтобы вода лилась струёй. Наверное, Рейчел должна благодарить бога, что успела ухватить Курта за руку, когда тот протягивал Квинн кожаный свёрток с ампулами и шприцами; Квинн в тот момент отвернулась, чтобы рассмотреть оленьи рога над входом, и не заметила этого короткого эпизода. А может, просто сделала вид.
Она крутит и крутит кран, но он по-прежнему лишь плюётся оранжевой жидкостью, которая пахнет хуже табака Блейна, и до которой страшно даже дотронуться пальцем – что уж говорить об умывании. Рейчел вспоминает свою прекрасную ванну в Лайме – удобное корыто, тёплая вода, пена и дорогое мыло. И она променяла это (а ванна – лишь одна из тысячи деталей её прошлой жизни) на дешёвый номер в отеле, где моргают лампочки и слезают со стен обои? Променяла детишек в школе и Финна на вечно пьяных Курта с Блейном и Квинн, которая когда не обдолбана – спит, а когда обдолбана – не может удержать Томми в чемодане.
Рейчел начинает плакать. Удивительно, но это происходит в первый раз с тех пор, как она села в ту проклятую машину, везущую её в «новую жизнь». Накопившееся напряжение подталкивает её к истерике. Всё, что она сейчас может – это сидеть и всхлипывать; или ещё встать на колени и опустить голову в корыто. Там достаточно воды, чтобы, вдохнув, наполнить ею лёгкие. Рейчел так и делает – подбирает полы сарафана и опускается на колени, шмыгая носом и прижимая собранные в косу волосы к плечу. И в этот момент на потрескавшийся кафель звонко падает крючок, державший дверь, а над головой она слышит хриплый, срывающийся голос Квинн:
-Какого чёрта ты делаешь?
Рейчел чувствует, что Квинн напугана, напугана до смерти; руки, которые обхватывают её за плечи и тянут прочь от ванны лишний раз это доказывают. Квинн отползает назад, прислоняется к стене и крепко вжимает в себя обессилевшее тело Рейчел и жарко, сквозь пьяные слёзы шепчет ей в ухо:
-Не уходи, пожалуйста. Не бросай меня. Я без тебя не справлюсь.
В Квинн говорит марихуана. Она же течёт по её щекам. Но Рейчел всё равно накрывает её руки своими – горячие, умные руки, которые тут же, не теряя времени, начинают одну за другой выталкивать из петелек сарафана пуговицы. Рейчел сдаётся, поворачивается и целует Квинн. Но та этого, похоже, уже не замечает. Где бы она ни была, там ей лучше, чем здесь; здесь только её руки. Утром, сбрасывая с себя затхлое одеяло, Рейчел неожиданно решает добиться того, чтобы Квинн было комфортнее в реальном мире, чем в героиновом или каком-нибудь другом дурмане.
А сейчас Рейчел несётся по Нью-Йорку в старом вагоне метро, рассматривая узоры на стёклах. Квинн сдержала обещание, данное Рейчел в ту памятную ночь, когда они покинули Лайму; Рейчел же со своим обещанием всегда оставаться рядом не справилась. Теперь всё, что ей остаётся – это слушать грохот колёс, а потом – треск дерева, верёвки и костей. Рейчел начинает плакать.
В последние дни Квинн почти не курила травку и ни разу Рейчел не замечала её с кожаным свёртком в руках. Они купили себе по платью; мальчики взяли по два костюма – выходной и повседневный. Курт сменил потёртую кепку на щегольскую шляпу, а Блейн трясущимися руками водрузил себе на шею галстук-бабочку. Деньги, к счастью, позволяли – из Джерси удалось унести весь куш. Совсем жарко было в Пенсильвании – Блейну пришлось сбросить с моста почти полмиллиона, чтобы только убежать от полиции. Квинн в тот день выпила очень много; все они, кроме Рейчел, выпили очень много. Почти все деньги, которые остались, они потратили на выпивку. С каждой новой рюмкой Рейчел становилось всё страшнее, особенно за Квинн, но когда наступила ночь, и все разошлись по своим номерам, на неё будто что-то нашло – что-то, что опять коснулось лишь её рук, но не её сознания. Она не давала Рейчел заснуть всю ночь. Утром Квинн вернулась обратно в своё тело, помогла Рейчел помыться и даже сама принесла в номер лёгкий завтрак – две кружки кофе и сухари, но мисс Берри всё равно чувствовала себя виноватой за то, что не смогла привести Квинн в чувство ночью. Каждый раз, когда такое происходило, утром Рейчел чувствовала себя так, будто всю ночь изменяла Квинн с её телом.
Лишь раз, в самом начале их путешествия, Рейчел смогла урвать у Квинн что-то смутно напоминающее причину всей этой кутерьмы. Квинн уже засыпала, морфий медленно расползался по её венам. Рейчел гладила её по голове, иногда наклоняясь и целуя в нос. Сладко причмокнув, Квинн начала что-то лихорадочно шептать, но Рейчел наклонилась слишком поздно – она услышала только «Бэт» и «малыш». Позже она не раз пыталась заговорить с Квинн об этих двух словах, но Фабре никогда не отвечала, и часто после этого вечером была в таком пьяном состоянии, что Блейну с Куртом приходилось тащить её в постель на себе. Со временем Рейчел решила для себя, что Квинн потеряла кого-то очень родного по имени Бэт – скорее всего, младшую сестру. Иногда, засыпая, Рейчел думает о том, что Бэт может быть и дочерью Квинн, но она для этого выглядит слишком молодо, и ни наркотики, ни алкоголь не смогли отобрать у неё её молодость.
Огайо-Кентуки-Виргиния-Мэрилэнд-Делавэр-Джерси. И Нью-Йорк. Конец пути. Сдержанное обещание. Рейчел выходит из поезда на Квинсборо-плаза и идёт на остановку. Над островом Рикерс в тёмном небе сверкают молнии. Рейчел держится, чтобы не плакать. Во взгляде Квинн в их последнюю встречу был немой приказ: не плачь, и Рейчел держится, хотя сейчас, на улице, на ветру, она может плакать сколько угодно. Но Квинн просила не плакать.
@темы: glee, фанфик, незаконченное
-
-
01.06.2012 в 18:09-
-
02.06.2012 в 09:20но он не дописан, так что там впереди всё вполне могло бы быть хэппи.
-
-
03.06.2012 в 12:29-
-
05.06.2012 в 00:10-
-
05.06.2012 в 00:12