Том - потому что у него такой колоритный братик. Мохаве - потому что она не даёт мне покоя с самого Нью-Вегаса.
когда-нибудь я там погуляю, обязательно под какое-нибудь кантри и хрустя кротокрысом 
А вообще я просто решила отдохнуть и посмотреть мисфитс, но они подобрали слишком цепляющий саундтрек ко второй серии
Следующие на очереди Корво и Аутсайдер
TH, Том, Билл, G, вычитано спасибо старосте за это, агнст, сублимация такая сублимацияA Pattern of Silver StringsПризнаться, комкая свои футболки и трамбуя их в сумке, Том надеется, что Билл войдёт в комнату. Ждёт рук на своих плечах, бросая с туалетного столика в ванной в обшитую серебром косметичку свою бритву и зубную щётку. Ядовито-зелёно, будто окислившаяся от влажного воздуха, наполнявшего ванную большую часть времени из-за нежной любви Билла к приёму ванн с пеной, лягушка, купленная братом в Японии и приставленная к туалетному столику как страж, смотрит на Тома и скалит свою мерзкую пасть. Однажды он задел фигурку, и она выплюнула свою монетку, и теперь её освободившийся рот готов высказать ему всё, что она о нём думает, но вряд ли её слова выйдут более хлёсткими и застревающими где-то внутри, чем молчание Билла и тупой, невидящий взгляд в книгу.
Том ищет в сумке место для косметички. Опутывающие её серебряные нити – Билл как он есть. Она понравилась ему, но досталась Тому, на Рождество, и Том, так жаждавший получить хороший бумажник взамен порвавшемуся, только улыбнулся, опустил глаза и нашёл в себе силы понять и смириться.
Билл всё-таки приходит, заложив пальцем страницу в книге – она не изменилась за те пятнадцать минут, что Том опустошал свой шкаф. Глаза Тома отражают то, чего придерживается его мозг – ненависть к близнецу, культивируемую и разгорающуюся от каждого нового повторения в голове всех тех моментов, которые не получилось понять, и с которыми физически нельзя было смириться. Но всё равно Том чуть замирает, застёгивая сумку, чувствуя, как внутри дрожит натянутая струной серебряная нить – опутавший его внутри, прошивший насквозь Билл как он есть.
Билл просто прислонился к стене и стоит, глядя в окно, за которым качаются пальмы. Грядёт шторм, способный пошатнуть величие идола Америки. Идол Тома тоже окружён грозовыми тучами, и даже кажется, будто в его навсегда обдолбанных детских глазах чуть поблёскивают слёзы. Но он переводит взгляд на Тома, и струна рвётся, а сам Том поднимает с пола две тяжёлые сумки и выходит из комнаты, чувствуя, как внутри угасает резонировавшее долгие годы чувство к брату. Оно выросло из простого чувства кровной связи; оно заберёт его с собой, когда совсем умрёт.
Вниз по лестнице и через входную дверь, пока не вернулась мать. Золотоглазые собаки вьются под ногами, не подпускают к двери, ставят лапы на сумки, оттягивая их вниз, стремясь прижать к полу. Может быть, это знак – замереть на секунду у входной двери, чтобы Билл, отшвырнув прочь книгу, заплаканный и взъерошенный, сбежал вниз по лестнице и прижал к себе. Секунда прошла, собаки скулят протяжно, и сквозь их вой можно услышать, может быть, только шуршание футболки по стене, но никаких шагов, никаких всхлипов. Том видит его присевшую на колени тень. Собаки издают какие-то инфернальные звуки, когда за спиной Тома закрывается дверь, и её стук тонет в них.
Небо грязно-серебряное, почти стальное, но нет – слишком слабое, слишком инфантильное. Оно будет брызгать дождями несколько дней подряд, отравляя жизнь горожанам, вместо того, чтобы за одну ночь вылить на улицы всё, что держит в себе. Ветер будет сгибать пополам могучие пальмы, а потом отпускать их, снова и снова, пока они не сдадутся и не сломаются с каким-то особенно горьким треском, медленно разрывая своё волокно; и неизвестно, что здесь лучше – ураган и моментально переломленный пополам ствол или совершенный равнодушный штиль.
Том кидает сумки на заднее сидение, садится за руль. Лос-Анджелес теперь просто топографическая карта. Никаких красивых зданий, никаких людей, фонтанов и пляжей, которые можно было бы пройти вдоль и поперёк, делая фотографии – только дорога, и только та, что ведёт прочь из города.
На северо-восток по пятнадцатому до Барстоу, а между ним и Лас-Вегасом, впереди – Мохаве, где никогда не будет шторма, где вечно будут пески и испепеляющее солнце.
В Лос-Анджелесе начинается дождь; идол по-детски хнычет, разогреваясь перед великой истерикой. Где-то в Викторвилле Том открывает окно, и его телефон с треском недолго продолжает их путь по асфальту сам по себе. Сигарет хватает как раз до Барстоу, над головой – всё тоже грязно-серебряное небо. Том останавливается перекусить в вагончике-ресторане, где его обслуживают люди, в чьих глазах – золото.
Над Лос-Анджелесом скоро сгустятся тучи, и, может статься, они дойдут досюда. Но большим городам – большие шторма, а маленьким – маленькие. Том курит, сидя на крыше своей машины, и ему кажется, что здесь и дальше, над Мохаве, он видит на грязно-серебряной глади золотые блики солнца.
@темы:
слэш,
Tokio Hotel,
фанфик,
combustible lemons
Но ты так уверенно чувствуешь себя в чужом фандоме...
Не всякий эйлиен пожет этим похвастаться
Этот рассказ, как и предыдущий, воздействует.
Мозг не действует (с)Он особенный.
Я не встречала такого у других:
от ванили и флаффа быстро устаешь;
от драм и соплей, размазанных по стеклу, удовольствия не получаешь.
У тебя все по-настоящему, реально.
Реальная боль, печаль и...
Отчаяние?
Идол Тома тоже окружён грозовыми тучами, и даже кажется,
будто в его навсегда обдолбанных детских глазах чуть поблёскивают слёзы.
От чего именно на этом предложении я зависла
и с минуту-полторы смотрела в одну точку?
Лос-Анджелес теперь просто топографическая карта.
Черт.
Как точно и четко.
Где-то в Викторвилле Том открывает окно, и его телефон с треском недолго продолжает их путь по асфальту сам по себе.
Сигарет хватает как раз до Барстоу, над головой – всё тоже грязно-серебряное небо.
. . .
Под конец я совсем слова растеряла.
Просто знай, что работа - чудесна.
Спасибо!
Что до У тебя все по-настоящему, реально, то другого я просто не знаю
К тому же, большинство моих фанфиков построены не вокруг сюжета и не вокруг какой-то идеи. Обычно написать что-то меня сподвигает какая-нибудь одна фраза или мысль, которая застревает в голове и сидит там так долго, что надоедает мне собой, и дай-то бог, чтобы она оказалась хоть сколько-нибудь красивой
Но что более важно - обычно эта одна маленькая мысль тянет за собой нечто большее, что так же отравляло собою моё существование, сидя в моей же черепной коробке. История меняет сама себя, и изначально фанфик должен был быть роуд-стори, но вышел таким, потому что я довела до логического конца всё то, что, если так можно выразиться, мучало меня какое-то время. Теперь я знаю, что будет в конце, и мне больше не хочется ломать над этим голову и снова и снова это переживать внутри, и я чувствую огромное облегчение. И самое смешное, что в конце-то, в принципе, ничего нет. Только город, вдруг ставший просто сплетением улиц, и расстояние, измеряющееся сигаретами. Наверное, я говорю про упомянутое тобой отчаяние
В общем, спасибо. Я много раз уже повторяла, что такой читатель - подарок для любого автора. Кроме того, благодарить тебя стоит ещё и за открытый универсальный фандом, который, к моему счастью, может вместить любое количество зарисовок
У меня лучшая в мире староста) Спасибо.