Свежий
хот-дог не пойми что о том, как Лютисы кушают хот-доги и пытаются соответствовать охуенно аранжированной песни radiohead
почему после ок компьютер они больше не делали такую прелесть?На самом деле, давайте подумаем о том, что, не будь Роберт совестливой милотой, хуй бы события Биошока случились, ибо пока он не поднял кипишь, всем было насрать, что кончится всё экстерминатусом проклятых безбожников на бренной земле под предводительством откровенно пугающей морщинистой Элизабет.
А Розалинда пошла за ним.
А фанфик практически ни о чём. И я запутала вероятностями сама себя, поэтому all mistakes are mine и все дела.
BioShock Infinite, лютицест, pg-13, хёрт/комфорт, пвпвп, хот-догиsubterranean homesick alien
- Никогда не понимал азарта.
Розалинда смотрит на него, изогнув бровь. Они стоят напротив букмекерской конторы, поедая хот-доги, и душный Нью-Йорк шумит вокруг. Роберт секунду медлит и поправляется – довольно поспешно, на вкус Розалинды, но такой уж он, этот бедный Роберт:
- Я не говорю сейчас о научном азарте.
Розалинда склоняется к салфетке и прежде, чем откусить кусочек сосиски, иронично ухмыляется. Роберт только раздражённо охает и вертит головой – Розалинда бы просто закатила глаза и хмыкнула, но такой уж он избыточный, этот Роберт.
- Наши с тобой споры так же носят сугубо научный характер.
Розалинда только улыбается. Толпа на тротуаре обтекает их как какое-то препятствие, даже, скорее всего, не осознавая этого. Люди не замечают их, и Розалинде подспудно хочется воспользоваться этим; но она сдерживается, напоминая себе, что она дама серьёзная. Да и с Робертом – с этим излишне сентиментальным и совестливым Робертом – не забалуешь. Купить хот-дог было его идеей; он же с детской наивностью в глазах отсыпал ничего не подозревающему продавцу в миску мелочь в уплату за них. Розалинду это раздражает и умиляет одновременно; в совершенно равной степени. Тем более, что хот-дог на вкус – как картон, а эта улица этого Нью-Йорка неописуемо смердит. Но Роберт рад – счастлив – и Розалинда великодушно прощает его.
Она бы признала, что и она счастлива – во много потому, что счастлив он – но она дама серьёзная.
ДеВитт стоит в очереди к огороженному решёткой окошку, нервно сжимая в кулаке наличные и иногда оборачиваясь на входную дверь. Будто думает, уйти ли. Розалинда знает, что он всё равно не уйдёт; и замечает, как по лицу Роберта пробегает тень сожаления и искреннего страдания.
- Почему он не может просто этого не делать?
Роберт знает ответ; и знает, что они пока не могут вмешаться; знает так же чётко и ясно, как Розалинда, но ей от этого знания далеко не так больно и грустно. И ей хочется помочь ему; и ей хочется утешить его. И ей хочет наорать на него; и ей хочется выбить из него эту дурь и как-то заставить перестать думать о подобном. Но то, что позволяет им заканчивать друг за друга фразы, делает их одинаково бессильными. Она искренне недоумевает, в чём суть их практически всесильного вневременного и внепространственного бытия, если ему совершенно не найти практического применения; и от этой мысли в груди щемит даже у неё. Но на то она и не Роберт, чтобы не позволить этой мыслить ранить глубоко.
- Ведь если бы он этого не делал, ничего бы не было.
Неадекватная патетика Роберта раздражает, тем более что у него есть возможность пойти покушать хот-дог на улице такого Нью-Йорка, где ДеВитт не делает ставок, не галлюцинирует архангелами и вообще живёт совершенно скучной жизнью, о которой скоро напишет суровые книги сейчас ещё маленький Чандлер.
Но Роберт не такой; Роберту, кажется, доставляет мазохистское удовольствие выбирать очередного такого Букера и страдать с хот-догом в руке, глядя на то, как упорно тот рушит свою жизнь и подводит себя – а заодно и их самих – на порог необратимости, которую они – по прихоти всё того же Роберта – упорно пытаются обратить.
И Розалинда бы рада на него за это по-настоящему злиться; но она дама серьёзная, и ей не к лицу заниматься разнообразными фрейдистскими штучками, подавляя или неадекватно оправдывая невыносимую к нему любовь. Такой уж он есть, этот Роберт.
А его несёт всё дальше; он вот-вот подберётся к той части, которую Розалинда ненавидит больше всего – и от которой в то же время у неё совсем по-детски начинают хлопать крылышками бабочки в животе.
- Он так одинок.
- У него есть дочь.
- А у нас была физика. Это другое.
- Это то же самое.
- Ты же знаешь, что нет.
В этом отвратительно признаваться даже самой себе, но Розалинда действительно знает; помнит; даже чувствует. Но такой уж он, этот Роберт, что с ним удивительно не стыдно и даже приятно разделить этот болезненный, наполненный отравляющими из-за неувядающей свежести воспоминаниями, взгляд.
- Я знаю.
Годы отчуждения и подавляемой агонии расстилаются перед ними вперёд, и назад, и вправо, и влево, и всюду; и они окутаны ими каждую секунду своего вечного бодрствования – и для Розалинды каждый раз удивительно это осознавать, когда приходит момент открыться им. Потому что, каким бы Роберт не был странным и понятным, родным и чужим, любимым и отвратительным одновременно, с ним она всё-таки умеет если не забывать, то хотя бы просто фильтровать весь тот снующий по плоскости вероятности мусор, что связан с ними самими – включая реальности, где они так и не встретились. И как же ей хочется, чтобы и Роберт научился абстрагироваться; чтобы и он познал это блаженство равнодушия, и просто насладился их бесконечным дрейфом в никуда и никогда. Но на то он, наверное, и Роберт, чтобы не уметь; на то он и Роберт, чтобы ей всегда было его чуточку жаль – ровно настолько, чтобы раз за разом, дожёвывая хот-дог и выбрасывая под колёса машин салфетку, она прижималась к нему и клала голову ему на плечо.
ДеВитт покупает билет, и его долг продолжает свой рост в геометрической прогрессии. Он проходит мимо них и закуривает; и, вдыхая смердящий дым его дешёвых сигарет, она, кажется, слышит, как Роберт всхлипывает. Они смотрят Букеру вслед, и, по традиции, он повторяет:
- Если бы он этого не делал, ничего бы не было.
А она по традиции прижимается губами к его гладкой щеке и отвечает:
- По-моему, ему всё-таки есть за что быть благодарными.
Роберт улыбается ей и обнимает за талию, и они привычно парят к следующему витку спирали. Розалинду снова почти ничего не тревожит; а от того, что тревожит, она легко отмахивается.
В конце концов, она дама серьёзная.
@темы:
bioshock,
фанфик,
игры